Страшные тайны подземного города под Соледаром: Что нашли российские военные в шахтах украинской твердыни

от (0,40) в Новости

Шахты начали разрабатывать еще в конце 19 века и за все время смогли выбрать лишь 3% от всех запасов

Даже там, в недрах земли, я хорошо слышал битву за Бахмут.

СПАСИБО, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ «СIЛЬ»

Я ждал эту «экскурсию» почти две недели. Выезд откладывался, «по соображениям безопасности», точнее — противник постоянно обкладывал артиллерией, «градами» и «ураганами» вход в шахту. Но, в последние дни ему стало совсем не до этого: оборона Бахмута (Артемовска) трещит по швам и украинские артиллеристы вычеркнули гражданские объекты из списка приоритетных целей. По шахте «Артемсоль» накидывают, но без огонька, «для профилактики», чтобы изжить горечь потери. Украине есть отчего расстроиться.

В минувшие выходные в Киеве на благотворительном аукционе распродавали «последнюю партию соли» из Соледара, по тысяче гривен за килограммовую коробку. Вырученные деньги пойдут, надо полагать, на бегство из Бахмута?

По дороге в Соледар 

Все в Советском Союзе, да и позже — в России эту соль покупали, ели или хотя бы видели — такие картонные бело-синие пачки с надписью «Сiль». Но там, под Соледаром, этой соли еще много осталось — примерно 5 миллиардов тонн. Шахты начали разрабатывать еще в конце 19 века и за все время смогли выбрать лишь 3% от всех запасов. Соль, кстати, очень чистая ее можно сразу фасовать и продавать, без всякой обработки. Недаром ее экспортировали в 22 страны, а в СССР — чуть ли не половина потребляемой соли добывалась на Донбассе в Соледарских копях.

По последним данным, общая длина соляных выработок под Соледаром около 300 километров и эти объекты стали настоящей головной болью для штурмовиков ЧВК «Вагнер». Один из парней, зачищавших эти шахты, уже ждет нас. Надеваю броню и пересаживаюсь в УАЗ «Патриот». На улице +9, но земля еще не оттаяла, на реках лед, настоящая распутица впереди. Но, на дорогах уже есть места, где даже легендарный УАЗик едет боком.

По последним данным, общая длина соляных выработок под Соледаром около 300 километров 

Водитель оглядывается на меня:

— Химию будешь?

И, не дождавшись ответа, протягивает мне банку энергетика. Мы говорим о том, что в тылу даже не подозревают, как на фронте любят и ценят энергетические напитки. Вспоминаю, легендарный комбат Моторола называл энергетики «топливом войны». Как в подтверждение этих слов, в одной из прифронтовых полуразрушенных деревушек, на заборе красуется надпись: «Занято! Не лезть! ШО (штурмовой отряд. — Авт.) «Берн» (известный энергетик. — Авт.).

90 ЭТАЖЕЙ ПО РЖАВЫМ ЛЕСТНИЦАМ

Бахмутское полукольцо окружения кипит. Я сам сейчас живу в Донецке в зоне слышимости боев за Авдеевку и Марьинку, но такая артподготовка длится там от силы несколько часов. Здесь — круглые сутки!

90 этажей вниз… 

Вдалеке, из жиденького тумана вдруг вылетают длинные языки пламени и только потом доходит плотный звук — это работают по Бахмуту САУшки (самоходные артустановки. — Авт.). У шахты машут руками, показывая, чтобы мы скорее заезжали под крышу и не зацепили брюхом машины торчащий из асфальта двигатель от «Урагана».

— Вчера прилетел, — говорит нам встречающий и показывает на аккуратную дырку в бетонной крыше.

Под землю меня проводит один из штурмовиков-«музыкантов», зачищавший все шахты Соледара. Эта — самая интересная, «туристическая». В 2007 году в ней создали санаторий «Соляная симфония», там, внизу, есть на что посмотреть.

Дмитрий Стешин спустился в соляную шахту на глубину 300 метров 

В душе я надеялся, что сейчас зайду в шахтерскую клеть и через минуту с заложенными ушами окажусь на дне. Но, все подъемные механизмы, отступающие ВСУшники взорвали из принципа — так не доставайся же ты никому. Да и в радиусе десятка километров нет электричества. Для меня, вход в шахту — узкий лаз. Из темноты пахнет застоявшимся дизелем, ржавчиной. Воздух соленый на вкус. Сопровождающий меня штурмовик говорит серьезно:

— Ты точно решил, что тебе туда нужно? Глубина горизонта 300 метров.

Он подбирает сравнение:

— Это примерно как… Тебе нужно спуститься с 90-этажного здания, а потом подняться обратно. Там не лестницы, а вертикальные трапы. Спуск — минут сорок. Подъем — зависит от здоровья. Может и два часа, и три…

Там, внизу, есть на что посмотреть

Я говорю, мол, почти две недели ждал этой «экскурсии», готовился.

— Как?

— Перед сном шевелил пальцами ног.

Все одобрительно ржут. Обстановка разряжается и мне становится легче. Подгоняю лямки рюкзака. В нем камера и два фонаря, третий на лбу. Кто-то из провожающих замечает, что у меня нет перчаток и отдает свои. Кто бы знал, с какой благодарностью я вспоминал этого парня все часы спуска и подъема.

Протискиваемся в дыру. Оголовье шахты забетонировано. Сам ствол забран чугунными тюбингами, как тоннели метро. Вниз уходят бесконечные лестницы и фонарь, конечно, не добивает до дна шахты. Мы спускаемся так, чтобы между нами была одна площадка — гарантия, что сорвавшийся, не заберет с собой товарища. А сорваться реально — лестницы-трапы все в слоистой ржавчине, шатаются, ступени-перекладины проседают под ногами и руками.

Автора не покидало ощущение, что он внутри какого-то сказочного чертога 

ПРОСТО «РУС»

Мы сидим на корточках на 30-й отметке, до дна осталось 38 табличек. Языки на плече. Под ногами коврик из мягкой соляной взвеси и хлопьев ржавчины. Тоже самое добро висит в воздухе и раздирает легкие — вентиляция не работает с Нового года. Я пытаюсь записать стендап и мой проводник говорит, что снимать его нельзя. Ни в коем случае. Даже со спины или в маске — голос могут узнать. В голосе штурмовика акцент, и я даже замечал, как он с ним боролся, замедляя речь, тщательнее выговаривая слова. Объясняет:

— Я не из России, я из (называет одну из среднеазиатских республик СНГ. — Авт.). Если меня узнают — сразу «десяточка» или «пятнашка». Знакомый вернулся в 2016-м, воевал в ополчении, мать его даже покормить не успела, приехали, забрали, осудили. А я давно хотел к «музыкантам» попасть…

Зал-стадион 

Я только собираюсь спросить его — зачем? Деньги? Приключения? Но, парень упреждает мой вопрос:

— У меня позывной «…», так на нашем языке называют русских.

— Можно, я буду звать тебя «Рус»?

«Рус» кивает и рассказывает, как первый раз спускался сюда со штурмовой группой. Много бродило слухов, что ВСУшники использовали шахты для укрытий от обстрелов и вообще, собирались в них обороняться. «Рус» объясняет:

— В этом не было смысла. Если бы соледарские шахты соединялись между собой — да. А так, эта шахта — ловушка. Мы первый раз спускались в нее в брониках, тащили с собой «мухи» и «шмели» (гранатометы и огнеметы. — Авт.). Ждали, что здесь все будет заминировано. А здесь жили какие-то шахтеры, до Нового года. Потом им скомандовали уйти и подорвали моторы подъемника.

Подземный храм

— Как же вы поднимались обратно со всем этим добром?

«Рус» улыбается в бороду:

— Долго и тяжело.

О том, что нужно будет еще подниматься, я старался не думать и совершенно забыл об этом, когда спустя 40 минут оказался на горизонте и первый раз полоснул фонарем по своду соляных выработок. Свод заискрился хрусталем.

Со стены смотрела Алла Пугачева в строительной каске 

И АЛЛА ПУГАЧЕВА В КАСКЕ

Несколько часов мы бродили по шахте и меня не покидало ощущение, что я внутри какого-то сказочного чертога. Сияло и искрилось все вокруг. И при этом было на удивление тепло — нас уже грело раскаленное ядро планеты. Но рокот артиллерийских дуэлей постоянно возвращал меня в реальность, даже на такой чудовищной глубине все было хорошо слышно.

Мы не пошли в рабочие выработки, где стояли горнопроходческие комбайны — по словам «Руса», идти туда не меньше 3 километров. А наверху нас ждали ребята и было слышно, что нет-нет, а по шахте прилетало. Нам нужно было поторапливаться.

Подземное кафе 

«Рус» попробовал завести дизельный транспортер, чтобы сгонять в новые выработки. Машина долго чихала, светила фарами, но свет их становился все тусклее — аккумулятор издох окончательно.

Мы осмотрели только «туристическую» часть и это заняло больше часа. Все было в полном порядке, не разграблено, не разорено. Склад противогазов-самоспасателей для туристов. Склад касок, хотя они здесь не имеют смысла — соляной пласт настолько прочный, что его даже не нужно крепить, в отличии от угольных шахт. Поэтому, здесь из выработок получались гигантские залы уходящие в темноту, с потолками высотой с 9-этажный дом.

Мы заглянули в один из пещерных храмов, и я поставил свечу за наших, за тех, кто сражается на далекой поверхности земли.

В зале-стадионе «Рус» немного попинал мячик. Зашли в бар — на стойке нас ждал поднос с одноразовыми стаканчиками. В каждом пакетик чая, только добавь воды. Но, не на чем ее было согреть, а «Рус» отсоветовал мне пить:

— Терпи, будет легче подниматься, наверху напьемся.

Наверх не хотелось — такая умиротворенность была разлита в этом хрустальном дворце. Если бы не бесконечные «бамм!», «бамм!» доносящиеся с поверхности.

Кристал соли на память 

В одном их кафе, а их здесь оказалось чуть ли не десяток, хозяева продвигали «украинскую» тему. Затащили в кафе плюшевое чучело лошади в натуральную величину и развесили вышиванки с рушниками.

В соседнем зале я вздрогнул — со стены на меня смотрела Алла Пугачева в строительной каске, благочестиво возжигающая свечу в подземном храме. «Рус» горько заметил:

— Так обнулить свою жизнь! Была певица двух эпох, могла остаться в истории. Когда шахту запустят, лично приеду и все эти портретики сниму.

Из шахты я забрал на память кристалл соли размером с кулак. На вид он ничем не отличался от хрусталя, только соленый. Я лизнул его, чтобы проверить.

ЗАЧЕМ УКРАИНА РАЗРУШАЕТ ГОРОДА

Наверху грохнуло и вниз что-то посыпалось, звонко пересчитывая железные конструкции. «Рус» первый раз закричал за все это путешествие:

— К стволу! К стволу прижимайся! Уйди с лестницы!

Снаряд лег где-то у оголовья шахты, может, попал прямо в ангар. Их было три этих снаряда, выпущенных с интервалом в несколько минут. И каждый раз мы с «Русом» вжимались в чугунные тюбинги. Я молился, чтобы вся эта траченная ржой 300 метровая конструкция не обрушилась, чтобы выход из шахты не завалило. Но, я хорошо слышал, как наши артиллеристы плотно накинули в ответ, и враг заткнулся.

Через 2 часа, мокрый как мышь, задыхаясь и откашливая ржавчину, я выбрался на свет Божий. Но Божьего на этом свете было мало. Сопровождающий показал на небо и сказал мне утвердительно:

— Едем, облачность растягивает, сейчас ВСУшные «птички» появятся.

Мы обнялись с «Русом» на прощание. На СВО за несколько часов знакомства узнаешь человека лучше, чем за десять лет.

От Соледара мало что осталось

Мне удалось рассмотреть сам Соледар. И лучше бы я его не видел. От города мало что осталось. Меньше, чем от Мариуполя. И, судя по грохоту артиллерии, похожая судьба ждет Бахмут. Наверное, я первый раз осознал суть бандеровского замысла. Украина, как этнополитический конструкт, не имела к этим русским городам никакого отношения. И не могла забрать их с собой, унести, не отдать тем, кому они принадлежат по праву создания. Поэтому она решила их уничтожить бессмысленно и беспощадно, наполнив кровью собственных мобилизованных людей, отловленных в супермаркетах и на автобусных остановках. После нашей победы, нам останется разгребать руины и ненавидеть тех, кто это сделал.

После нашей победы, нам останется разгребать руины 

За Соледаром вдоль дорог пошли размочаленные деревушки. И почти в каждой, я видел одну и ту же картину. Огромные игрушечные звери сидели на лавочках у калиток, смотрели глазами-пуговками на ползущие по грязи машины и танки, провожали солдат или встречали. Кто-то вынес их из разрушенных домов. Не я один улыбался, разглядывая огромного мохнатого медведя, обнимавшего своего друга — сине-белого слона. И от этого зрелища легче на душе становилось не только мне.

Автор: Дмитрий СТЕШИН

Просмотры: 575

Рекомендуемые статьи

Добавить комментарий